Юридический портал - Ipoteka112

Указ о всеобщей мобилизации 1914 года. Первой мировая война — хронология разжигания

1 августа 1914 года началась Первая мировая война. С той поры уже минуло 102 года, однако полной ясности того, как она случилась, до сих пор нет. В своей книге «1917. Разгадка «русской революции» я постарался ответить на этот вопрос.
Первая мировая была организована Великобританией с целью стравить между собой своих конкурентов: Российскую и Германскую империи. В сегодняшней геополитике таким же подарком для англосаксов стал бы конфликт между Россией и Китаем. Парадокс в том, что Германия и Россия в 1914 году не имели между собой противоречий и территориальных претензий.Поэтому механизм, тонкий механизм стравливания между собой народов, который использовали (и используют) наши британские «партнеры» нужно внимательно изучать.
Предлагаю вашему вниманию хронологию разжигания Первой мировой войны, опубликованную в моей книге (даты даются по новому стилю).

28 июня 1914 года — в Сараево был застрелен эрцгерцог Фердинанд, славянофил и противник войны с Россией.

06 июля — глава английского МИДа сэр Грей дал понять немецкому послу Лихновскому, что Британия не давала России никаких гарантий безопасности на случай войны последней с Германией и что Англия не будет вмешиваться, если развитие событий не будет грозить «уничтожением Франции».

8 июля — сэр Грей сказал посланнику России Бекендорфу, что не сомневается в нападении Австро-Венгрии на Сербию и что Россия должна помочь своему союзнику Сербии.

9 июля — сэр Грей подтвердил германскому послу, что «меж­ду Великобританией, с одной стороны, и Францией и Россией — с другой, не заключено никаких секретных соглашений, которые связывали бы Великобританию в случае европейской войны» и «что Англия хочет сохранить для себя полную свободу рук».

10 июля — под видом проведения учений отдан приказ о на­чале мобилизации британского флота.

10 июля — германское руководство на фоне дружественных жестов англичан верит, что Великобритания сохранит нейтрали­тет в возможном конфликте.

20 июля — в Россию приехал президент Франции Пуанкape, произошло согласование русских и французских военных пла­нов.

22 июля — Грей отклонил инициативу русского царя совместно с Россией и Францией коллективно воздействовать на Австро-Венгрию и принудить её к политическому разрешению своих претензий к Сербии.

23 июля — президент Франции Пуанкape отбыл на родину.

23 июля — Австрия предъявляет Сербии ультиматум, срок которого истекал через 48 часов.

23 июля — (после вручения ультиматума) сэр Грей сказал по­слу Австро-Венгрии Менсдорфу, что война между ЧЕТЫРЬМЯ великими державами может нанести ущерб мировой торгов­ле…

23 июля — руководство Автро-Венгрии после миролюбивых заявлений главы английского МИДа убеждается, что Великобри­тания сохранит нейтралитет. Принятие окончательного решения об объявлении войны Сербии.

24 июля — сэр Грей, якобы впервые увидев текст австрийско­го ультиматума, заявил обескураженному послу Менсдорфу, что это «самый страшный документ из всех когда-либо порожденных дипломатией».

24 июля — сэр Грей подчеркивает германскому послу Лихнов-скому, что «в случае вступления Австрии на сербскую террито­рию» весьма вероятна война четырех европейских держав.

25 июля — сербы дали ответ на ультиматум, отвергнув только одно из многочисленных требований Австро-Венгрии.

25 июля — Австро-Венгрия не удовлетворена ответом Сербии и разрывает с ней отношения.

25 июля — сэр Грей оставил без ответа просьбу министра ино­странных дел России Сазонова «ясно и твердо» осудить политику Австро-Венгрии, стягивающей войска к границе с Сербией.

25 июля — русский посол в Англии докладывает, что, несмо­тря на отсутствие официальных гарантий, он не сомневается, что Великобритания не останется нейтральной.

26 июля — британский монарх Георг V говорит в частной беседе с германским принцем, что Англия в войну не вступит.

26 июля — сэр Грей предложил, чтобы Англия и Германия при участии Франции и Италии выступили в качестве посредников, чтобы примирить Сербию и Австрию. Германия этот вариант отклонит, получив многочисленные сообщения о вероятности британского нейтралитета. Но ещё до отклонения немцами сэр Грей отзывает свое предложение о посредничестве. (Готовится будущее алиби Великобритании, готовятся одежды миротвор­цев.)

26 июля — британский флот «без всякой связи» с нарас­тающим кризисом проводит пробную мобилизацию и маневры. Англичане не распускают резервистов, призванных для учений, и флот остается отмобилизованным.

28 июля — Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Общая мобилизация австро-венгерской армии.

28 июля — Петербург настойчиво требует от Англии, чтобы она, наконец, определила свою позицию.

28 июля — германский император Вильгельм вернулся из своего обычного морского путешествия в норвежских фьордах в Берлин.

28 июля — Совет министров под председательством Нико­лая II ввиду австрийской мобилизации постановил приступить к немедленной мобилизации четырех военных округов — в общей сложности 13 армейских корпусов, предназначенных действовать против Австро-Венгрии. Это частичная мобилизация.

28 июля (вечер) — Россия сообщает Германии о проведении мобилизационных мер, из которых «ни одна не была направлена против Германии».

29 июля (утро) — обнародован указ о частичной мобилизации в России.

29 июля (утро) — сведений о переходе австрийцами серб­ской границы в Петербурге ещё нет, зато поступают сведения о мобилизационных мероприятиях на русско-австрийской гра­нице.

29 июля (утро) — сэр Грей встречается с германским послом Лихновским и ничего существенного ему не говорит.

29 июля — Германия требует от России прекратить военные приготовления, иначе Германии тоже придется объявить моби­лизацию, а это может легко привести к войне.

29 июля (между 6 и 7 часами вечера) — Николай II дает со­гласие на объявление общей мобилизации.

29 июля — после получения известия о начале всеобщей мобилизации в России сэр Грей заявил немецкому послу, что британское правительство «останется в стороне, если конфликт ограничится Австрией и Россией». Если же немцы втянут в кон­фликт и Францию, то Англия вступит в войну.

29 июля (вечер) — в Берлине шок. Для Германии маячит пер­спектива страшной войны. Или — войны только с одной Россией.

Фактически Великобритания предъявляет Германии ульти­матум: если хотите избежать войны с Англией (то есть со всем миром), воюйте только с Россией.

29 июля (вечер) — Германия, пытаясь выйти из неожиданно возникшего тупика, уговаривает австрийцев удовольствоваться занятием Белграда как залогом и оставить дело на рассмотрение международных посредников.

29 июля (9 часов 40 минут) Николай II получает теле­грамму от кайзера Вильгельма с просьбой прекратить частичную мобилизацию русской армии и дать таким образом Германии вы­ ступить посредником. В результате царь меняет свое решение: за несколько минут до отправки телеграммы поступает приказ от­ менить объявление всеобщей мобилизации в России. Частичная мобилизация, объявленная ранее, продолжается.

Ночь с 29 на 30 июля — Николай II вызывает по телефону военного министра Сухомлинова и спрашивает: «Нельзя ли приостановить?» (имея в виду частичную мобилизацию).

30 июля (около 12:00) в Берлине неизвестно откуда по­является ФАЛЬШИВЫЙ отдельный выпуск германского офи­циоза — газеты «Lokal Anzeiger», в котором сообщается о мо­билизации германских армий и флота!!! Германское руководство опровергает эту информацию, информируя русского посла.

30 июля (13.10) — посол России в германии Свербеев от­правляет две телеграммы с разницей в пять минут. В первой он сообщает о германской мобилизации, во второй опровергает эту информацию.

30 июля (15.10) — в Петербурге получают телеграмму посла Свербеева о том, что в Германии якобы объявлена мобилизация. Вторая телеграмма, отправленная всего через пять минут(!), с опро­вержением этой информации, странным образом запаздывает.

30 июля (15:10–16:00) — доклад министра иностранных дел Сазонова царю. Главный вопрос — необходимость всеобщей мобилизации из-за якобы происходящей мобилизации в Герма­нии.

30 июля (после доклада Сазонова) — Николай II подписы­вает указ о всеобщей мобилизации в качестве ответной меры на фальшивую немецкую мобилизацию.

31 июля (около 14:00) — узнав о русской мобилизации, Гер­мания вводит положение «кригсгефар» (военной опасности).

31 июля — Германия направляет запрос Франции, останется ли Франция нейтральной в случае русско-германской войны.

31 июля — ответ на немецкий запрос не дается, но француз­ские войска отводятся на 10 километров от границы с Германией.

31 июля (полночь) — немецким послом вручается ультима­тум, в котором Германия требует от России в 12-часовой срок демобилизоваться, в противном случае угрожая начать свою мобилизацию.

31 июля — 1 августа кайзер Вильгельм и Николай обмени­ваются телеграммами. Глава Германии указывает «единственный путь, которым можно избежать войны (отмена мобилизации!)». Царь вместо этого дает гарантии, что мобилизация не означает войны.

31 июля (вечер) — французские военные безуспешно пыта­ются добиться решения объявить во Франции мобилизацию.

1 августа (8:00) — глава французской армии маршал Жоффр на заседании правительства в ультимативной форме требует мобилизации, угрожая своей отставкой.

1 августа (утро) — Николай принял германского посла и убеждал его, что русская мобилизация не означает угрозы для Германии.

1 августа — Великобритания дает гарантии безопасности Бельгии.

1 августа (11:00) — Париж отвечает на немецкий вопрос о своем нейтралитете: Франция «будет действовать исходя из своих интересов».

1 августа (около 12:00) — сразу после уклончивого ответа немцам принимается решение объявить во Франции мобилизацию со 2 августа. Но публикация документа намеренно задерживается на несколько часов.

1 августа — германский посол Лихновский сообщает из Лон­дона в Берлин: «В том случае, если мы не нападаем на Францию, Англия останется нейтральной и гарантирует нейтралитет Фран­ции».

1 августа (17:00) — Германия объявляет войну России. С од­новременным объявлением мобилизации.

1 августа (вечер) — военное совещание у кайзера, невероят­ное удивление в стане руководителей германской армии причина­ми скоропалительного объявления войны России, совмещенного с мобилизацией. Попытки Вильгельма убедить военных вопреки всем планам перебросить армию на восток, а не на запад. Кате­горический отказ генерала Мольтке. Остановка 16 дивизии по телефону на границе с Люксембургом.

1 августа (вечер) — телеграмма кайзера английскому королю о том, что немецкая армия не атакует Францию, а будет приме­нена в другом месте.

1 августа (вечер) — ответ британского монарха кайзеру о том, что он знать ничего не знает ни о каких английских гарантиях французского нейтралитета.

1 августа (2 часа ночи 2 августа) — телеграмма кайзера рус­скому царю с призывом начать мирные переговоры.

2 августа — обязанная объявить Германии войну по франко-русскому договору, Франция этого не делает под разными благо­видными предлогами.

2 августа (вероятнее всего) — к германскому канцлеру Бет-ману явился некий человек и предложил провести германо-французскую конференцию по статусу Эльзаса, что предотврати­ло бы вступление Франции в войну. Отказ немцев дать согласие на эту авантюру.

2 августа — решение кайзера действовать в соответствии с «Планом Шлиффена» и наносить удар по Франции через Бель­гию и Люксембург. Крушение английского плана разжигания только германо-русской войны, а следовательно, обретение вой­ной мирового масштаба.

2 августа — Германия оккупирует Люксембург.

2 августа — Германия предъявляет ультиматум Бельгии с требованием пропустить войска к французской границе.

3 августа — Бельгия отвергает немецкий ультиматум.

3 августа — Великобритания требует от Германии соблюдать нейтралитет Бельгии.

3 августа — Германия объявляет войну Франции и Бельгии.

4 августа (утро) — немецкие войска вступают на территорию Бельгии.

4 августа — Англия под предлогом защиты Бельгии объявляет войну Германии.

6 августа — Австро-Венгрия объявляет войну России.

12 августа — начало боевых действия на русско-австрийском фронте.

13 августа 1914 года начало боевых действий на русско-германском фронте. В наступление идет не объявившая войну Германия, а Россия. (Это как если бы 22 июня 1941 года Гитлер войну нам объявил, а напасть не напал, и вперед через две недели пошла бы Красная армия).

Табак в глазах, симуляция туберкулёза и пролитые на документы чернила - так “косили” от армии в начале XX века.
Но Первая мировая война вызвала всплеск патриотизма: дети подносили патроны, а девушки переодевались солдатами
.

В начале ХХ века открытки собирали все. Среди немецкоязычных были популярны цветастые литографии Gruss aus - Привет из. Но самые красивые виды Черновцов или Стрыя проигрывали ярким картонкам Gruss von der Musterung. Жизнь в этом волшебном Мустерунге была полна алкоголя, любви и веселья - бравые усачи в пьяном угаре катались верхом на свиньях и целовались с красотками, прерываясь разве что на медосмотры.

Musterung - это не город, а военная комиссия, бравые усачи - призывники. Милитаристская истерия захватывала Европу и скоро должна была выплеснуться в Первую мировую войну. Вот немцы с австрийцами и слепили из невесёлой солдатской жизни модную картинку.

23 августа 1793 года революционная власть Франции провозгласила декрет О всеобщей воинской обязанности, и в жизнь мужчин в возрасте от 18 до 40 лет вошла армейская служба. В ХІХ веке ценное изобретение одна за другой подхватили европейские страны. Едва ли не последними стали австрийцы - только масштабное поражение от прусской армии в 1866-м заставило их задуматься о солдатах-срочниках.

В 1868-м в Австро-Венгрии приняли соответствующий Устав (Wehrgesetz). Срок воинской повинности в армии - два года, на флоте - четыре. По достижении 32-летнего возраста граждане могли стать членами народного ополчения.

Устав действовал и на украинских землях, попавших под власть Австро-Венгрии. Лемковская песня Кедь ми прийшла карта, которую перепели Тарас Чубай и Кузьма Скрябин, - как раз о повестке. В Галиции насчитывалось 18 районных отделений, занимающихся набором рекрутов. Филиальный обозный склад для Восточной Галиции располагался в Дрогобыче - там строили и ремонтировали телеги для нужд армии.

При необходимости отделения призывали резервистов старше 31 года и распределяли новобранцев в пехотные полки. Во время общей мобилизации в Самборе, Стрые, Залещиках и Станиславове (сейчас - Ивано-Франковск) также формировались специальные роты для охраны мостов через Днестр.

Каждый полк имел свой язык - страна была многонациональной. Полковым мог стать один из десяти официальных языков империи, на котором говорили не менее 20% солдат.

В среднем галичане составляли около 16% от общей численности королевско-кайзеровского войска. Самой высокой (18%) эта доля была в 1871 году - тогда служить отправились 16.500 мужчин. Количество рекрутов росло от призыва к призыву: в 1910-м призвали уже 26.541 человек. А вот офицеры не любили служить в Галиции и Буковине: считалось, что местные городки лишены удобств цивилизованной жизни, а быт в них страшно дорог.

Армию пополняли также правительственным призывом (уголовная повинность дезертиров) и вызовом на службу выпускников военных институтов. Оставалось место и для добровольцев: в 1890 году 8% мужчин, вызвавшихся служить Австро-Венгрии, были из Галиции. Именно добровольцем в своё время пришёл во львовскую военную комиссию Владислав Сикорский, дослужившийся позже до генерал-полковника и главы правительства Польши в изгнании.

Добровольцы служили только год, имели право выбрать род войск и место несения службы, могли быстрее получить унтер- офицерский чин. Потому ежегодно таковых находилось около 12-13 тыс. Главное соответствовать условиям: возраст, рост, общее состояние здоровья.

Изначально забривали с 23 лет, позже возрастной ценз снизили до 21 года, а в военном 1915-м - до 18 лет. Минимальный рост с 1889 года составлял 153 см. Почти половину австро-венгерских призывников в 1873-1912-м признавали негодными по здоровью. Таким был и гашековский бравый Швейк, “освобождённый по идиотизму”. В Галиции некондиционных было даже больше - от 47% до 72% призывников.

Мнимый больной

Уклониться от армии хотели многие. Закарпатский анекдот того времени: новобранца спрашивают, кем он хочет быть - гусаром или пехотинцем, а рекрут отвечает, мол, гусаром, ведь на лошади с поля боя сбежать быстрее.

Государство с уклонистами боролось. Снижало срок службы, объявляло амнистии для дезертиров, изменяло критерии негодности по здоровью. Помогало мало: если в 1889-1896 годах армии избегал каждый десятый призывник, то в 1908-м - каждый третий. В 1912 году в комиссию не явились 30% львовян - в 1885-м таких было менее 3%. Рекорды галичан били только хорваты: там до военкоматов не доходили 45% призывников, а в городе Оточаце в 1912-м - 85%.

В то время многие жители Западной Украины ехали в эмиграцию - кто в сезонную, на пару месяцев, а кто и навсегда - в Аргентину или Канаду. Счёт переселенцев шёл на сотни тысяч - отсюда и высокий процент “дезертиров”. Власти устраивали облавы на станциях: только на краковском вокзале в ноябре-декабре 1913 года задержали 1.976 призывников из австрийской части империи и 581 из венгерской.

Тот, кто покидать родину не собирался, но и служить не хотел, мог подкупить военную комиссию. Существовали даже конторы, занимавшиеся подкупом врачей и военных чиновников. А за совсем небольшую плату они давали советы, как правильно “откосить”.

Советы были простыми: например, за несколько дней до прохождения комиссии призывникам рекомендовали работать по ночам, а в последнюю ночь вообще не ложиться. Конторы не гнушались брать деньги даже с тех наивных парней, у которых и так не было шансов пройти медкомиссию.

В марте 1887 года в краковскую прокуратуру поступил донос на группу лиц, помогавшую призывникам симулировать физические увечья. Втирали в глаза табак, добиваясь хронического слезотечения, или смазывали раны разными гадостями, делая их незаживающими. В результате арестовали Якуба Манделя, Гутмана Штрумпфнера и Адольфа Эльтерса - они действовали более десяти лет, называя себя Освободительной военной комиссией.

Такой гешефт был массовым явлением. В 1890-м была осуждена ещё одна шайка аферистов, подкупавшая врачей медкомиссий, а годных к службе отправлявшая в эмиграцию за океан.

Подкупленные чиновники повреждали призывные списки так, чтобы нужные фамилии невозможно было прочесть, - например “нечаянно” проливали чернила в определённых местах. Откупиться можно было 100-350 кронами, а непосредственно перед войной - 1.000-1.500 кронами (средняя зарплата рабочего - около 100 крон в месяц). С богатых призывников “драли” побольше: Берл Шарф, брат известного львовского фабриканта, выложил 2.400 крон.

Ну и симулировали, конечно. Львовянин Богуслав Лоншам де Бери удачно имитировал туберкулёз. Медик, театральный критик и масон Тадеуш Бой-Желенский три недели провёл в психиатрической лечебнице, чтобы его признали негодным к службе. Правда, в военном 1914-м комиссии стали обращать гораздо меньше внимания на состояние здоровья призывников. Бравый Швейк объяснял это просто: “Когда с Австрией дело дрянь, каждый калека должен быть на своём посту”.

Всё для фронта

Во время Первой мировой в армию отправились 250 тыс. жителей Западной Украины. На украинских землях по другую сторону Збруча мобилизовали 3,5 млн. Начало войны консолидировало население Российской империи - лояльными к власти оказались даже интеллигенты. Смерч патриотизма пронёсся по железной дороге: сознательные граждане штурмовали вагоны поездов, идущих в направлении фронта.

Во многих городах России проводились патриотические дни. В Киеве в День белого цветка девушки в одеяниях сестёр милосердия продавали искусственные ромашки и флажки. Вырученные деньги шли на помощь семьям мобилизованных и раненых. На добровольцев, записывающихся в войска, смотрели как на героев - преимущественно это были студенты.

Остальные всё равно попадали в армию: 29 июля 1914 года в империи объявили частичную мобилизацию, а уже на следующий день - всеобщую. Власти распространяли листовки и брошюры, неграмотных рекрутировали с помощью открыток и картинок. К началу 1915-го армия империи Романовых насчитывала фантастические 14 млн штыков. Австро-Венгрия рекрутировала лишь 1,5 млн подданных.

В первые месяцы войны российская армия активно пополнялась солдатами из прифронтовых губерний - Волынской и Подольской. В начале войны из Луцка мобилизовали 316 запасных нижних чинов, из Ковеля - 350 человек, из Ровно - около 600. В Киеве с призывом справились на два дня раньше срока, что вызвало бурный патриотический восторг у тогдашней прессы.

Рекрутов собирали у волостных управ, а позже перевозили по железной дороге к боевым частям. Учений и военной подготовки не проводили: получил обмундирование - и на фронт. Добровольцев брали только в дружины ополчения, которые тоже отправляли на запад и расселяли в прифронтовых городах. 2 декабря 1914 года в Луцк прибыли 6.000 ополченцев, их разместили по городским дворам.

Народ ожидал короткой победоносной войны, поэтому на фронт убегали даже юные ученики гимназий и сельские мальчишки - подносить солдатам патроны в окопы. Пресса подливала масла в огонь патриотизма, ежедневно публикуя фотографии героев войны и фронтовые сводки. Поэтому если таких детей и находили, многие бежали повторно.

Были и желающие избежать службы или хотя бы получить местечко получше. Некий Василий в письме от 8 февраля 1915 года доктору Дмитрию Требинскому просил помочь попасть в школу прапорщиков, ведь это “шанс отдалить смерть на несколько месяцев”.

В 1916-м в Елизаветграде (сейчас - Кировоград) делопроизводитель уездного военного начальника Кирницкий за 120 руб. сфабриковал белый билет некоему Лопате, подделав подпись начальника. За такую сумму тогда можно было купить несколько коров. Оба загремели под арест, получив примерно по три года тюрьмы. К привычным методам уклонения добавилась и имитация антиправительственной деятельности. Так можно было попасть не в окопы, а в ссылку под наблюдением полиции.

Особенно отрицательно на мобилизацию реагировало украинское село. Разгар лета, поля не убраны, а тут призыв, забравший более половины тружеников. Общественный деятель Константин Василенко писал из Киева в первые дни войны: “Вокруг Политехникума обозы крестьянских телег, сельские женщины, рыдая, бросают детей, мол, взяли отца-кормильца, берите и ребёнка”.

Некоторые наживались на страхе крестьян перед мобилизацией. В селе Петрово Херсонской губернии 18-летний писарь канцелярии Всероссийского земсоюза в январе 1916-го брал с крестьян по 2-3 руб., якобы нанимая их на “окопные работы”, - мошенник уверял, что таким образом они смогут избежать призыва.

Рекрутировали не только людей, но и коней. Хозяин трёх лошадей прощался с одной лошадью, пяти - с двумя. Из Камень-Каширской волости в первый год войны мобилизовали 60% мужчин трудоспособного возраста и более 70% лошадей. Телеги тоже конфисковывали - в том числе и для перевозки арестантов и дезертиров. Правда, семьям мобилизованных власти помогали пайками дефицитных товаров - от муки и крупы до керосина и махорки.

Женское это дело

Для горожанок, чьи мужья отправились на фронт, создавались рабочие места. Небольшие суммы платили им в лазаретах и мастерских по изготовлению белья и теплых вещей для солдат. Некоторые брали заказы на пошив шинелей на дому.

Киевская городская дума потратила на трудовую помощь жёнам мобилизованных почти 22 тыс. руб. Только за два военных года Трудовая комиссия сдала более 1,5 млн вещей для солдат. С октября 1916-го женщин допускали на должности дорожных рабочих, дворников, посыльных, сигнальщиков - к июлю 1917 года работой были обеспечены 1.011 жён запасников.

Вынужденный феминизм вызвал волну фельетонов в прессе: в те времена это казалось неслыханным, ведь ещё в апреле 1916-го первую женщину-извозчика в Виннице задержали и не выдали ей разрешения на работу.

Аристократки, следуя примеру императрицы, шли в сёстры милосердия. В лазарете Евгеньевской общины в Ровно медсестрой работала великая княгиня Ольга Александровна, родная сестра Николая ІІ. Как-то плачущий раненый сообщил ей, что “дохтура операцию делать не хотят, говорят, всё равно помру”. Княгиня уговорила врачей, те солдата успешно прооперировали. Потом он хвастался корреспонденту Биржевых ведомостей: “С такими ранами один на тысячу выживает, а всё великая княгиня!”.

Некоторым дамам привычных ролей сестёр милосердия было мало, они рвались на передовую. Слушательница Киевских женских курсов Анна Тычинина неделю изучала строевую подготовку, а после, отрезав косу и переодевшись в солдатскую форму, вместе со знакомым денщиком ходила улицами Киева, козыряя офицерам.

Тренировалась так, покуда денщик не подтвердил: девушка “сойдёт за мальчонку”. Вокзал, толпа солдат, вагон на фронт - там она назвалась добровольцем Анатолием Тычининым. “Паренёк” с виду был юн и слабоват, поэтому его собирались взять писарем в обоз Пятого стрелкового полка, но он попросился в строй.

21 сентября 1914 года в бою под Опатовом новобранца зачислили подносить патроны. Делал “мальчонка” всё быстро, перевязывал под огнём пострадавших и выносил их с поля сражения, даже будучи сам ранен в руку и ногу. Судя по журналу Нива (№ 8 за 1915 год), третья пуля попала в грудь “Анатолия”.

Умирающего оставили на поле боя. Месяц спустя командир Пятого стрелкового полка полковник Завадский снова оказался вблизи Опатова, где и узнал от полкового врача, что израненного бойца подобрали немцы. В госпитале выяснилась правда.

Командование представило “Анатолия” к награждению Георгиевским крестом IV степени, не зная, что награждать придётся Анну. Пришлось просить разрешения у самого императора - тот согласился. По другой версии, звали девицу Татьяной и она попала в австрийский плен.

Между двумя мировыми

После Первой мировой западноукраинские земли, попавшие под Польшу, пару лет жили без армейской службы - её бойкот украинскими организациями оказался удачным. Призыв возобновили лишь в 1923 году.

Брали не во все рода войск: украинцам ввиду антипольских настроений было запрещено служить в связных отделах и отделах вооружения. Командования округов даже просили Министерство военных дел вообще не призывать украинских интеллигентов, чтобы те не “разлагали” своими речами солдат.

Неграмотным тоже были не рады: для таких в 1930-х организовывали вечерние курсы, где обучали польскому языку, арифметике и геометрии. Забривали на два года, конным артиллеристам добавляли к сроку ещё месяц. Служить отправлялись молодые люди, достигшие 21 года (в случае войны - 19 лет), максимальный возраст новобранца - 23.

Западная Волынь получила первые повестки в Войско польское ещё в декабре 1921-го, и тут же столкнулась с массовым дезертирством и организованными протестами граждан, поддерживаемыми церковью и местной властью.

Получить заветную запись Niezdatny (Не годен) можно было по состоянию здоровья, при смене или лишении судом гражданства. Часто в рекрутационные комиссии призывники являлись с отцами: если отцу удавалось доказать, что он немощен и слаб, сын приобретал статус единственного кормильца, что давало отсрочку от армии.

Злостных уклонистов от призыва пугали двухлетним тюремным сроком. Работодатели часто не рассматривали кандидатуры ещё не служивших, священники иногда отказывали им в просьбе обвенчать. Всё равно “косили”.

Но с конца 1930-х годов некоторые украинцы, наоборот, устремились в армию. Организация украинских националистов решила использовать военную службу в Войске польском в свою пользу. Там националисты изучали военную тактику и получали доступ к оружию.

А.Е. Казаков

(ПГПУ, Пенза)

К вопросу об организации военной мобилизации в России в 1914 году.

В результате реформ 1860-1870-х годов в Российской империи сложилась особая система военного управления, которая просуществовала до 1918 года. Ее основными особенностями были: разделение полномочий между министерством внутренних дел и военным министерством, а также наличие военно-окружной системы 1 . К 1914 году структура учреждений МВД, обеспечивающая ход призывов населения и поставок от населения лошадей и автомобилей, выглядела следующим образом: управление воинской повинности (УПВ); губернские, городские по воинской повинности присутствия; уездные, окружные по воинской повинности присутствия. Структура военного ведомства имела следующий вид: мобилизационный отдел главного управления Генштаба (ГУГШ), штабы военных округов, начальники местных бригад, уездные воинские начальники 2 . Завершающим звеном для обеих этих вертикалей были призывные и военно-конские участки, сборные и сдаточные пункты 3 .

Для военных и гражданских учреждений на начальном этапе Первой мировой войны наиболее важным оказались два фактора: всеобщая мобилизация 18 июля и вступление России в войну 20 июля 1914 года 4 . Первоначально ряд военных округов получил телеграмму о начале мобилизации 17 июля 1914 года, что и было использовано как непосредственное руководство к действию (составлялись призывные списки, назначались места сбора призываемых и т.п.). Однако ее официальное начало было перенесено на 18 июля. В мобилизационной телеграмме за подписью военного, морского министров и министра внутренних дел, направленной Генштабу 17 июля 1914 года, говорилось: «Высочайше повелено привести армию и флот на военное положение и для сего призвать чинов запаса и поставить лошадей согласно мобилизационному росписанию 1910 года точка первым днем мобилизации следует считать 18 сего июля 1914 года» 5 . Именно с этой телеграммы можно вести отсчет времени работы ГУГШ и УПВ МВД по организации всеобщей мобилизации. Таким образом, первый фактор задействовал, прежде всего, силы мобилизационного отдела Генштаба с подчиненными ему структурами (штабами округов, воинскими начальниками) и силы управления воинской повинности МВД с системой воинских присутствий. В первую очередь призывались запасные нижние чины и поставлялись от населения лошади. Второй фактор способствовал переходу всех государственных учреждений на особый режим работы в условиях войны – значительное ограничение расходования средств на нужды учреждений (например, отменялись практически все командировки), перевод имеющихся средств на военные нужды, приостановление строительных и ремонтных работ и т.п. 6 .

Проблема организации мобилизации достаточно сложна и включает в себя ряд частных вопросов. Работу государственных учреждений по проведению мобилизации можно разделить по административному критерию. Для высшего звена (УПВ и ГУГШ) на первом этапе войны главными задачами были:

Назначение призывов и поставок;

Распределение средств для оптимальной работы призывных участков;

Определение районов мобилизации, исходя из нужд военного времени и объективных возможностей губерний;

Разделение при необходимости мобилизационной работы на местах на отдельные этапы;

Общий контроль и руководство за деятельностью подчиненных учреждений.

Работу среднего и низшего звена можно представить следующим образом. Во-первых, получение уведомления о начале призывов и поставок по телеграфной связи и отправка нарочных в отдаленные районы. Во-вторых, после получения этих документов, составление списков призываемых, организация сборных пунктов и оповещение населения. В-третьих, освидетельствование призываемых приемными комиссиями (осмотр и определение годности в случае поставок лошадей) и отправка их в военные части 7 . Следует заметить, что полномочия органов военного управления были ограничены сферой организации призывов и работы на сборных пунктах. Явка или доставка в приемные комиссии целиком возлагалась на призываемого или владельца лошади.

Военную мобилизацию также можно разделить на отдельные этапы в зависимости от:

а) типа призывов (призыв запасных, новобранцев, ратников ополчения, поставки лошадей и автомобилей);

б) формы призывов (общие по империи, дополнительные в отдельных округах и губерниях);

в) влияния других военных факторов (количества военнопленных и беженцев).

Такая классификация позволяет выявить специфику организационной работы органов военного управления. Так, мобилизация практически всех запасных прошла именно в первые месяцы войны и характеризовалась большими масштабами (см. Таблицу 1). Например, только в Казанском военном округе было призвано из запаса более 640 тысяч нижних чинов, а всего по Российской империи 3 млн. 115 тыс. Имело место такое явление, как превышение числа добровольцев над уклонившимися от призыва 8 .

Можно привести следующий перечень мобилизаций и данные по количеству мобилизованных подданных империи и поставленных лошадей в России в 1914 году:

2) июль-август 1914 г. – призвано 400 тысяч ратников ополчения 1-го разряда, перечисленных из категории запасных нижних чинов;

4) август-декабрь 1914 г. – призвано 900 тысяч ратников ополчения 1-го разряда, непроходивших службу в рядах войск 9 ;

Судя по архивным документам, к таким явлениям и событиям (например, большому числу добровольцев, широкой волне погромов) государственные органы были либо плохо, либо совсем не подготовлены. Сказывалось отсутствие необходимой документации и процедур для учета добровольцев. В случае с погромами и нападениями нижних чинов, зачастую, просто не хватало сил для того, чтобы предотвратить такие инциденты или остановить их. Призывы новобранцев только в 1914 г. были проведены в соответствии с действовавшим военным законодательством. В 1915-1917 г. они были досрочными, то есть призывались лица моложе 20 лет 11 .

Другая проблема – организация движения маршевых команд от места призыва до воинской части. Архивные и делопроизводственные материалы свидетельствуют о том, что зачастую такое движение было недостаточно хорошо организованно как на пеших участках пути, так и на железной дороге. Отсутствие своевременного горячего питания на промежуточных пунктах, нехватка поездов, недостаточный контроль над командами были обычными явлениями. Усугубляла такое положение дел и широкая волна грабежей, разбоев, нападений призванных на местное население и чиновников 12 .

В целом, призыв новобранцев, во-первых, был менее масштабным (за лето-осень 1914 года запасных было призвано в несколько раз больше). Во-вторых, по имеющимся у нас данным Департамента полиции о движениях в войсках и настроениях населения по губерниям, большинство выступлений призванных были протестами запасных нижних чинов. Новобранцы же там практически не упоминаются. Значит, вполне справедливым выглядит вывод о значительно меньшем количестве протестов и конфликтов со стороны новобранцев как в ходе освидетельствования приемными комиссиями, так и после поступления на военную службу.

В условиях войны значительно изменился порядок призыва новобранцев. Было приостановлено действие ряда норм призывного законодательства, другие же потребовали частичной, либо полной замены. Так, циркуляром управления воинской повинности МВД № 86 от 3 сентября 1914 года, адресованном губернаторам, устанавливались подобные ограничения и изъятия из устава о воинской повинности. В частности, в связи с поступлением на военную службу большого количества запасных и ратников значительное число молодых людей приобрело право на льготу по семейному положению первого разряда. С учетом необходимости увеличить контингент новобранцев на 130 тысяч человек по сравнению с 1913 годом жеребьёвка отменялась, так как именно льготные первого разряда проходили через эту процедуру. Поэтому призывались лица, внесенные в призывные списки в последовательном порядке номеров. В тех случаях, когда в уездах имелось много призываемых, новобранцы разделялись на две очереди - для удобства работы присутствий и ускорения комплектования воинских частей. Переносился конечный срок приема на военную службу за призыв 1914 года с 15 февраля на 1 апреля 1915 года. Студенты, обучавшиеся в иностранных учебных заведениях, обязывались вернуться в пределы империи, и отсрочка устанавливалась только для старшекурсников. В местностях, находившихся в районе театра военных действий, допускались некоторые отступления от требований устава 13 .

Особые меры касались обеспечения порядка на призывных пунктах и в воинских частях, которые были естественным продолжением мер, предпринимавшихся МВД в призывы 1906-1913 годов. Губернаторам, в частности, предписывалось в целях «пресечения новобранцам, в особенности из числа фабричных и заводских рабочих и лиц, находившихся в отхожих промыслах, возможности приносить с собою в войсковые части преступные прокламации и вообще нелегальную литературу… сделать распоряжение о производстве чинами полиции отдельных осмотров вещей тех из призывных, относительно коих возникает подозрение…» 14 . Местными властями собирались сведения о судимости и политической благонадежности новобранцев. Внештатные сотрудники жандармерии наблюдали за настроениями населения.

Очень важно рассмотреть особенности организации мобилизации на примере Казанской губернии как центра Казанского военного округа, который являлся одним из ключевых тыловых регионов Российской империи в годы Первой мировой войны. Заметим, что в Казани из-за переноса первого дня мобилизации возник ряд проблем. Согласно рапорту Казанского полицмейстера: «…по распоряжению Казанского городского головы, считавшего, согласно второй телеграммы, полученной 17 июля, первым днем мобилизации 18-е сего июля, были внезапно прекращены [действия приемных комиссий] и доставленные на означенные пункты лошади, повозки и упряжь владельцами их уведены и увезены обратно» 15 . Итак, владельцы лошадей, чьи животные должны были приниматься в первую очередь, ушли со сборных пунктов, однако, в результате принятых мер, были возвращены обратно полицейскими. Данный случай показывает, что любая замена в плане приводила в ряде случаев к сбою в военно-мобилизационной работе.

Поставка лошадей по военно-конской повинности проходила с самого начала в условиях скрытых протестов населения (недоставка на сборный пункт, самовольная замена). Многие случаи неквалифицированной работы приемных комиссий не получали должной оценки со стороны центральных учреждений. Многочисленны были факты злоупотреблений на уездном и губернских уровнях 16 . Если на центральные учреждения возлагалась обязанность определения общих вопросов мобилизации 17 , то основная практическая работа легла на губернский уездный уровни. Штабы округов настаивали, главным образом, на выполнении количественной стороны плана 18 . В такой ситуации многочисленны были случаи злоупотреблений чиновников государственных учреждений. Отдельные поставки разделялись на две-три очереди с недельными и более промежутками между собой, продолжительность пополнения недобора лошадей могла достигать месяца и более. Кроме этого, существенными факторами, определявшими успех мобилизации, были погодные условия, отдаленность районов, где проходили поставки, загруженность транспортных узлов, плачевное состояние «конского населения» уездов 19 .

Для целостной характеристики мобилизации в данном регионе важна хроника событий, представленная в сборнике «Великая отечественная война. Казанская губерния. Краткий очерк за первый год. 1914 19/VII – 1915 г.» 20 . В данном источнике подчеркивается, что для руководства губернии с самого начала войны одним из главных предметов заботы стала согласованность действий различных учреждений, часты были призывы к объединению усилий и тесному сотрудничеству общественных деятелей, отдельных корпораций и организаций для объединения народа в тяжелых условиях войны. Особую роль в этом сыграли обращения губернатора П.М. Боярского к жителям города Казани, акцент в которых делался на религиозные и нравственные принципы. Как сообщает

Что говорить, если всего лишь за шесть-семь лет столыпинской модернизации пережившая революцию и поражение в Маньчжурии Россия уже могла в одиночку поспорить с любым врагом, за исключением наиболее подготовленного к Большой Европейской войне агрессора – Германии. Как же можно было спокойно дожидаться того момента, когда русские смогли бы, как в 1812 году, вновь остановить любое вторжение в свою землю? В канун Первой мировой войны в России работала германская правительственная комиссия профессора О. Аухагена, которая интересовалась ходом столыпинской аграрной реформы и ее ближайшими перспективами. Вывод комиссии категорично гласил: «По завершению земельной реформы война с Россией будет не под силу никакой другой державе». Эти сведения также послужили одним из факторов выбора Германией момента объявления России войны. Как справедливо отмечает отечественный ученый, «связь между форсированием Германией войны и срывом, таким образом, процесса социально-экономической перестройки России», несомненна. Германское правительство и кайзер Вильгельм II спешили с развязыванием европейской бойни, дабы не дать России возможности подготовиться к предстоящей схватке «не только в чисто военном, но и в общем политико-экономическом отношении» .

Вагон, оборудованный для тяжелораненых

Исходя из этого, нельзя не сказать, что мощь Российской империи крылась в русской деревне. Именно там проживало восемьдесят пять процентов россиян. Именно село, невзирая на бурно развивавшуюся промышленность, по-прежнему давало более половины всего государственного бюджета. Именно крестьяне должны были составить живую силу вооруженных сил в случае войны, а также предоставить государству свой труд (продовольствие и кадры для заводов) и кровь для победы.
15 июня 1914 года в Сараеве (столице австрийской Боснии, оккупированной в 1878 и аннексированной Австро-Венгрией в 1909 году) в день сербского национального праздника «Видов-дан» членом организации «Молодая Босния» Гаврилой Принципом был убит австрийский престолонаследник эрцгерцог Франц Фердинанд, племянник царствующего императора Франца-Иосифа. Столкновение австро-германских и русско-французских интересов на Балканах послужило непосредственным поводом для развязывания Первой мировой войны. Ведь острые международные конфликты в Европе бывали и раньше, однако до Большой Европейской войны дело не доходило, так как конфликтовавшие стороны в последний момент склонялись к взаимным компромиссам. Балканский кризис стал детонатором потому, что в данном случае отступить никто не мог – ни австрийцы, ни русские. А следовательно, ведущие центры предстоявшей мировой бойни – Германия и Великобритания – только подталкивали своих союзников к обострению отношений, дабы разрешить узел противоречий одним, но зато решительным, ударом.
Повторимся, что именно к 1914 году ведущие державы обоих блоков считали, что момент для войны настал – теперь или никогда. Немцы опасались усиления военной мощи Российской империи и постепенно подтягивавшейся Франции. Нельзя забывать, что по закону 1 августа 1913 года, вводившему 3 летний срок действительной военной службы вместо 2 летнего, французская армия в 1913 году получила 450 тысяч новобранцев вместо обычного четверти миллиона. Такое усиление армии мирного времени не могло быть долгим, так как ослабляло народное хозяйство страны и повышало расходы, и потому Франция, так или иначе, подталкивала события, долженствовавшие разразиться мировой схваткой. Как и немцы, конечно. Просто, говоря об усилении германских вооруженных сил, как правило, почему-то забывают об усилении французском.
Англичане, в свою очередь, жаждали разрешить все внутренние проблемы, а также не допустить дальнейшего усиления германского Флота Открытого Моря. Для немцев не был секретом русский план реформирования военной машины к 1917 году. Англичане, в свою очередь, были превосходно осведомлены, что к 1917 – 1918 годам немецкий флот сумеет в одиночку бросить вызов могучему британскому Гранд-Флиту. Поэтому-то, как только выяснилось, что новый конфликт на Балканах столь серьезен, что отступить не сможет ни одна сторона, Германия и Великобритания обещали твердую поддержку своим союзникам. Западный исследователь четко отметил: «Вера в то, что национальное величие и благосостояние могут быть достигнуты лишь путем военных побед, значительно сузила возможность выбора европейских государств в предшествовавший 1914 году период. Когда к этой идее присоединились финансовые интересы, смесь стала поистине гремучей» .
Отклонения сербской стороной одного из восьми пунктов ультиматума оказалось достаточно, чтобы австрийцы объявили частичную мобилизацию своих вооруженных сил против Сербии. Характерно, что мобилизации австрийцев против русских 16 июля потребовал начальник германского Большого Генерального штаба – «мозга» немецкой военщины, ген. Х. Мольтке-младший, безусловно, опиравшийся на соответствующие указания от кайзера. Уже только одно это говорит о том, что за казалось бы локальным конфликтом между Австро-Венгрией и Сербией стояло стремление немцев развязать Большую Европейскую войну. Австро-Венгрия и Германия искусственно форсировали развязывание европейской войны, воспользовавшись убийством эрцгерцога Франца-Фердинанда.
Жаждавшая реванша Франция была «всегда готова». Россия, при позиции, занятой императором Николаем II, также обрекалась на вооруженную защиту Сербии, а следовательно, и на войну с Германией. Англичане, воздерживаясь от любых обязательств, тем не менее дали понять миру, что при определенных условиях Великобритания не останется в стороне: трезвому наблюдателю было ясно, что англичане в любом случае примут самое что ни на есть активное участие в войне, которая должна была сломать хребет ее первостепенному сопернику на континенте – Германии.

Мобилизация

Намерение вступить в войну повлекло за собой и соответствующие приготовления чисто военного плана. Одновременно с начавшейся австрийской мобилизацией в Германии было введено предмобилизационное положение, при котором офицеры возвращались в свои части, а войска переводились из летних лагерей в казармы. Только через пять дней, 13 июля, предмобилизационное положение было объявлено и в России (обвинения немецких авторов в том, что русские стали раньше немцев скрытно готовиться к войне, беспочвенны). Правда, при этом генералитет был уверен в том, что война все-таки начнется. Так, ген. В.И. Гурко вспоминал, что уже 11 июля «стало общеизвестно, что конфликт неизбежен» . Подготовка русских к возможному объявлению мобилизации позволила германской печати обвинить Российскую империю в агрессии против стран Центрального блока.
Такая вещь, как предмобилизационное положение, позволяла встретить вероятную войну во всеоружии, не доводя в то же время вооруженное столкновение между государствами до неизбежности. Иначе говоря, с утверждением в 1913 году положения «О подготовительном периоде к войне» русская военная машина могла быть в значительной степени переведена на военное положение еще до объявления всеобщей мобилизации, по сути, подразумевавшей войну, оставляя мирное поле деятельности и маневрирования с целью сохранения мира для дипломатии.
Известна аксиома о том, что мобилизация уже сама по себе означает войну. Об этом прекрасно знали все, так как данная аксиома закладывалась уже в сами военно-политические договоренности между государствами каждого блока. Корень проблемы здесь – в факторе времени: допусти немцы возможность проведения русскими мобилизации до начала военных действий, и блицкриг не имел бы никаких шансов для своей реализации, а Германия – никаких шансов на выигрыш войны. Совершенно справедливо британский автор подметил это обстоятельство следующим образом: «Фактор времени, существенный для плана Шлиффена, делал германскую мобилизацию не оборонительным мероприятием, а решительным шагом к началу тотальной войны». Англичанину вторит и германский исследователь: «Так как мобилизация оказывала значительное влияние на хозяйственную деятельность страны, то всегда существовало стремление по возможности сократить сроки ее проведения, а решение о мобилизации принимать только в том случае, если война станет действительно неизбежной... Мобилизация, развертывание сил на границах и начало боевых действий так тесно переплетались друг с другом, что объявление мобилизации неизбежно влекло за собой начало военных действий. Поэтому, сама мобилизация стала значительным политическим актом, который мог поставить политику в зависимость от военно-технических условий проведения мобилизации» .

Мобилизация в Петербурге. Прием лошадей

Мобилизация, в условиях раскола Европы на два военно-политических блока, находившихся в резком антагонизме друг с другом, действительно своим объявлением предполагала войну. В противном случае – к чему же тогда граф А. фон Шлиффен вообще составлял свое планирование? Так, Б.М. Шапошников писал, что мобилизация понималась в Германии, Франции и Австро-Венгрии как акт, неизбежно ведущий к войне: «В понимании как дипломатов, так и генеральных штабов западных государств мобилизация означала собой войну». В то же время в России и Великобритании под мобилизацией видели, прежде всего, дипломатическое средство, «акт, который должен подкрепить требования дипломатии». Причина такого расхождения в том, что русские и англичане меньше зависели от времени. Напротив, чем позже после начала объявления мобилизации начинались бы боевые действия, тем это было выгоднее Российской и Британской империям. Действительно, далее Б.М. Шапошников указывает: «Раньше мы знали, что объявление мобилизации есть объявление войны Германии и Австро-Венгрии. Теперь же объявлением войны считалось получение телеграммы из Петербурга за подписью военного министра или переход границы неприятельской вооруженной командой». Тем не менее, в общем же, мобилизация есть война: «Мобилизация на пороге мировой войны являлась преддверием войны, фактическим ее объявлением и только в таком смысле и могла быть понимаема» .
Именно из такого понимания исходил и кайзер Вильгельм II, когда лицемерно обвинял русские власти в подготовке агрессии против Центральных держав. О проведении скрытых мероприятий по подготовке собственных армии и флота к европейскому конфликту в самой Германии кайзер умалчивал, ссылаясь лишь на факт военной подготовки России и Франции. Впрочем, это естественно для агрессора, жаль только, что данный тезис о виновности русских за Первую мировую войну и по сей день можно встретить на страницах научных трудов. Некоторыми исследователями как-то забывается, что первая кровь в этой войне – славянская (обстрел австрийцами Белграда), а первый разгромленный город – русско-польский (Калиш).
В качестве ответа на обвинения кайзера в агрессивности России, доказательством чего выдвигался факт русской мобилизации, можно было бы напомнить нашумевшую историю конца 1912 года, когда Австро-Венгрия, жаждавшая воспользоваться плодами Первой Балканской войны, объявила мобилизацию против России и Сербии. К русским и сербским границам пошли эшелоны, набитые войсками. Тогда военный министр ген. В.А. Сухомлинов предложил провести частичную мобилизацию, с ним согласилось большинство членов правительства, однако премьер-министру В.Н. Коковцову удалось отговорить императора Николая II. И что же? «Мобилизационный кризис» вовсе не привел к европейской войне.
Так что сам по себе акт мобилизации еще не нес в себе неизбежности войны, тем более что Германия проводила свою мобилизацию вдвое быстрее русской. Повторимся, что Россия не была готова к войне в той мере, что позволяла бы воевать без фактора риска; что русским было выгодно, чтобы мобилизация так и не переросла в войну. Зато для немцев увеличение временного «провала» между мобилизацией и объявлением войны означало, что «План Шлиффена» стремится к своему краху.
Тем не менее высшие военные круги в Российской империи не желали отказываться от войны, как тогда казалось, сравнительно быстрой, легкой и непременно победоносной. Уже 15 июля, то есть до окончательного решения колебавшегося императора Николая II, начальник Генерального штаба ген. Н.Н. Янушкевич специальной телеграммой оповестил все военные округа, командующего гвардией, наместника на Кавказе и наказного атамана Войска Донского о том, что 17 е число будет объявлено первым днем общей мобилизации. Очевидно, что военная партия (большая часть этих людей в годы войны выкажет себя откровенными бездарностями в военном искусстве), столь могущественная в России, стремилась сделать все возможное, чтобы столкнуть империю в Большую войну.
И все-таки главы великих держав пытались что-то сделать. И здесь, что вполне логично, более прочих усердствовали русские, как представители страны, наиболее неготовой к войне. В отличие от генералитета, видевшего только армию, царь и его правительство сознавали, что российская экономика только-только начала свою широкомасштабную модернизацию по европейскому пути. Поэтому русское политическое руководство пыталось не допустить войны, что в дни Сараевского кризиса предполагало, разумеется, отказ австрийцев от продолжения агрессии против Сербии. Так, 16 июля император Николай II в телеграмме кайзеру предложил передать австро-сербский вопрос на урегулирование Гаагского международного суда. Подобный вариант предлагался и англичанами.
Понятно, что в таком случае неизбежно вскрылась бы весьма неблаговидная роль Германии в провоцировании конфликта. Да вдобавок развязывание войны откладывалось на новый неопределенный срок; между тем немцы почему-то считали, что как только в России завершат военную реформу, то Германия тут же подвергнется агрессии со стороны держав Антанты. При такой ненормальной логике действительно надо бить первым, пока противник еще не готов.
Ответа не было: максимум, на что соглашались немцы, так это на «локализацию конфликта», что означало противоборство Сербии и Австро-Венгрии один на один. Исход этой борьбы был предсказуем еще до полной развязки. Так что в этот же день австро-венгры начали бомбардировку Белграда, а сам император Вильгельм II председательствовал на военном совете в Потсдаме, где и было решено вступление в войну. Немцы бросили свой жребий. Кайзер так и не ответил на эту умиротворяющую телеграмму российского императора Николая II, опубликованную лишь в январе 1915 года.
Колебания русского правительства в отношении мобилизации вылились в распоряжение императора Николая II об отмене всеобщей мобилизации и введении мобилизации частичной поздно ночью 16 июля. Согласно такому проекту, мобилизовывались только Варшавский, Киевский, Одесский и Московский военные округа (то есть исключительно против Австро-Венгрии, дабы не провоцировать немцев). Причем частичная мобилизация полностью срывала общую мобилизацию. Странно, что русский Генеральный штаб за столько лет так и не удосужился разработать графики сосредоточения только против одного из противников на западной границе. Можно сказать, что война все равно предусматривалась против обоих противников, но ведь нельзя же просто так есть свой хлеб: разнообразие вариантов военного плана облегчает дипломатии ее и без того сложные задачи.

Наш соотечественник доктор Пастеровского института в Париже Д. Рудский, поступивший с самого начала войны в ряды французской армии

Правда, можно найти и какие-то оправдания для русских генштабистов. Еще во время Русско-японской войны 1904 – 1905 годов частная мобилизация совершенно расстроила всеобщую, и подорвала качество войск. С тех пор, каждый разрабатываемый в Генеральном штабе вариант мобилизации подразумевал всеобщую мобилизацию. К тому были и объективные причины. Во-первых, к этому вынуждало состояние железных дорог: во время Боснийского кризиса Варшавский и Виленский военные округа оказались беззащитными перед возможным германским вторжением, так как русские войска сосредотачивались в Киевском военном округе. Даже в случае мобилизации против Австрии железные дороги переходили на графики общей мобилизации, срывая сосредоточение на германской границе.
Во-вторых, Российская империя все равно готовилась воевать со всем Тройственным союзом, и вряд ли был возможен такой вариант развития событий, что Германия оставит Австро-Венгрию один на один с Россией, что грозило Двуединой монархии неизбежным крушением. Относительно Антанты Конвенцией 1892 года подразумевалась общая мобилизация даже при условии мобилизации только одной из держав Центрального блока. Так, статья 2 франко-русской конвенции гласила: «...В случае мобилизации сил Тройственного союза или одной из входящих в него держав Франция и Россия по поступлении этого известия и не ожидая никакого предварительного соглашения, мобилизуют немедленно и одновременно все свои силы и придвинут их как можно ближе к своим границам». Впрочем, к концу 1914 года предполагалось выработать мобилизационное расписание № 19, в котором достигалась возможность мобилизации каждого военного округа в отдельности своими запасными (за исключением Приамурского военного округа). Но в июле 1914 года мобилизация проводилась по расписанию № 18, то есть по схемам измененного расписания 1910 года .
Главный творец русского стратегического планирования и подготовительных мероприятий на случай войны генерал-квартирмейстер Генерального штаба ген. Ю.Н. Данилов также отрицает оценку мобилизации как первого акта военных действий. Он указывает, что «готовность русской армии значительно отставала от таковой же готовности наших западных соседей, почему для нас существенно важным являлось соображение о том, чтобы не опоздать с объявлением общей мобилизации, переход к которой в течение 30 июля (новый стиль. – Авт .) еще был возможен без больших потрясений. Никакой при этом непоправимой опасности произойти не могло, ибо у нас в России объявление общей мобилизации не было сопряжено с открытием военных действий. Акт мобилизации вел лишь к переводу армии на военное положение или, иначе говоря, являлся мерой предупредительного характера. Не то, как оказалось, было в Германии, где мобилизация была неотделима от акта открытия враждебных действий, что для нас делало особенно важным своевременный перевод армии на военное положение, которое служило лишь средством обеспечить в некоторой мере собственную территорию от нападения противника» .
Безусловно, Германия и Австро-Венгрия, связанные договором, воспринимались русскими как единое целое, однако ведь имела та же Австрия вариант частичной мобилизации только против Сербии. Такой вариант несколько срывал сосредоточение против России, но далеко не разрушал всю мобилизационную систему, подобно тому как это было у русских. Сосредоточение австрийцев на сербском фронте и нежелание генерала Конрада фон Гетцендорфа изменить графики перевозок, чтобы не нарушить отлаженной системы железнодорожных перевозок, имели следствием запаздывание австрийского сосредоточения в Галиции всего на пять дней.
Русский же Генеральный штаб вовсе не составлял плана частичной мобилизации только против одной Австро-Венгрии. Поэтому военный министр (ген. В.А. Сухомлинов), начальник Генерального штаба (ген. Н.Н. Янушкевич), министр иностранных дел (С.Д. Сазонов) все-таки сумели 17 июля убедить императора в проведении общей мобилизации. То есть те деятели, что с самого начала добивались от Николая II полнокровной работы русской военной машины, в конечном счете оказали на царя сильнейший нажим, дабы Россия не смогла остаться в стороне от назревавшего противостояния. Выше уже было указано, что именно эту информацию о введении с 18 го числа общей мобилизации военные округа получили от Генерального штаба еще два дня тому назад.

Начальник Штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Н.Н. Янушкевич и генерал-квартирмейстер генерал от инфантерии Ю.Н. Данилов

Очевидно, что «военные партии» всех стран отчетливо сознавали, что ситуация явно выходит из-под контроля. А потому следует упредить противника и встретить войну в наиболее выгодном положении: «В Германии, в России и даже в Австрии все стремления государственных деятелей мирно разрешить конфликт разбивались о противодействие генералов, стоявших за войну и предсказывавших всевозможные ужасы в случае пренебрежения их техническими советами. В Австрии генералы могли даже разделить вместе с Берхтольдом [австрийский премьер-министр] тяжелую ответственность и славу быть инициаторами войны» .
На следующий день Австро-Венгрия начала всеобщую мобилизацию. В России же общая мобилизация была назначена на 18 июля, хотя фактически она уже началась на сутки раньше, так как первые мероприятия частичной мобилизации и мобилизации всеобщей являлись одними и теми же. В этот момент англичане, уже понимая фактическую неизбежность войны, приступили к мобилизации своего флота, сосредоточивая его на главных военно-морских базах и готовясь к призыву резервистов. Британские эскадры во всех морях занимали свои места, согласно давным-давно выработанному расписанию.
Английская мощь являлась неоспоримой, а потому обе противоборствующие стороны ожидали официальных разъяснений со стороны английских властей. Немцы надеялись на британский нейтралитет, рассчитывая расправиться с Францией до того, как Великобритания соизволит открыть военные действия и перебросить на континент свой экспедиционный корпус (все-таки несколько десятков тысяч штыков и сабель, наряду с прикрытием северных морских границ самым могучим в мире флотом, что-нибудь да значат). Французы опасались, что англичане воздержатся от вступления в войну в первые несколько недель, когда должен был реализоваться на практике «План Шлиффена». Правда, эшелоны с войсками Британского Экспедиционного корпуса были готовы к сосредоточению в портах Ла-Манша, дабы быть переброшенными на континент по первому же сигналу.
Но в общем и целом в дни Сараевского кризиса, в период объявления мобилизации европейскими странами, британское руководство выжидало, не заявляя о своей позиции в предстоящей схватке. Невзирая на союзы и обещания, англичане к июлю 1914 года все-таки не связали себя жесткими условиями вступления в европейскую войну на стороне Антанты. В эти дни очень многое зависело от позиции Великобритании.
Кайзер Вильгельм II, превосходно сознавая, что германский флот пока еще не может померяться с англичанами на равных, старался удержать Англию от выступления. Вполне вероятно, что розыгрышем ирландской карты, а также неприязненным отношением британского общественного мнения к царской России, немцы с полной серьезностью рассчитывали, что Великобритания останется в стороне даже в случае нарушения нейтралитета Бельгии (а это последнее было неизбежно для воплощения в жизнь германского оперативно-стратегического планирования – «Плана Шлиффена»).
Кроме того, среди англичан было немало германофилов, а также общественность должна была быть уверена, что Англия вступает в войну во имя «правого дела». Поэтому в позднейшей историографии можно встретить такое мнение, что министр иностранных дел Великобритании сэр Э. Грей вообще не мог высказать отношения британского правительства к вероятной войне до ее начала. Дескать, английское общественное мнение могло поддержать вступление Великобритании в войну только в случае явной агрессии Германии в отношении британских интересов, вроде нарушения нейтралитета Бельгии и беспрепятственного выхода немцев к Ла-Маншу. Следуя этой логике, можно считать доказанным, что в случае движения немцев в Вогезы, а не в Бельгию, Англия вообще не вступила бы в войну.
Вряд ли это так – предлог нашелся бы в любом случае. Да и когда и где дипломатия действовала через так называемое «общественное мнение»? Конечно, в парламентской Великобритании общественность играла немаловажную роль, но ведь не до такой же степени, чтобы руководить внешней политикой страны. Кроме того, дипломатия вообще редко действует посредством громких декларативных и официальных заявлений: достаточно было прозрачным образом намекнуть германскому послу в Лондоне, что Англия ни в коем случае не останется в стороне... И тогда император Вильгельм II, не вполне понимавший сути мирового противостояния и потому отчего-то неправомерно надеявшийся на английский нейтралитет, еще десять раз подумал бы, чтобы начать европейскую войну.

Мобилизация

В четверг 30 июля 1914 г. австрийский император Франц-Иосиф объявил мобилизацию в Австро-Венгрии. Россия стояла перед выбором. В решающий момент министр иностранных дел Сазонов сказал побледневшему царю в Петергофе: "Или мы должны вынуть меч из ножен, чтобы защитить наши жизненные интересы… или мы покроем себя вечным позором, отвернувшись от битвы, предоставив себя на милость Германии и Австрии".

Грустный император посчитал необходимым согласиться с этими доводами. Сазонов немедленно сообщил в Генеральный штаб генералу Янушкевичу, что он может отдавать приказ о мобилизации - "и после этого разбить свой телефон".

28 июня, в воскресенье, кайзер Вильгельм участвовал в парусных гонках неподалеку от Киля, когда начальник военно-морского кабинета адмирал Мюллер приблизился на катере: "Я сказал ему, что у меня плохие новости. Его величество настоял, чтобы я сообщил ему все немедленно, и я прошептал ему на ухо сообщение из Берлина об убийстве наследного герцога Франца-Фердинанда. Кайзер был очень спокоен и только спросил: "Не будет ли лучше прекратить гонки?"

У англичан летом 1914 года были основания надеяться, что они останутся в стороне от европейского конфликта. Принятое восемью годами ранее так называемое "моральное обязательство" сэра Эдварда Грея не имело прямого касательства к событиям на Балканах. Англия обязалась защищать независимость Бельгии на континенте, но в первые дни после гибели эрцгерцога Фердинанда трудно было увидеть связь между сараевским убийством и неприкосновенностью бельгийских границ. У Черчилля не было предчувствия, что происходит необратимое, что спор между Веной и Белградом столкнет две коалиции. В письме Грею 22 июля 1914 года он писал: "Для сохранения британских интересов на континенте Вы должны в своей дипломатии пройти два этапа. Во-первых, Вы должны постараться предотвратить конфликт между Австрией и Россией; во-вторых, если на первом этапе мы потерпим неудачу, Вы обязаны предотвратить втягивание в конфликт Англии, Франции, Германии и Италии".

В любом случае Черчилль предвидел длительные переговоры и верил в возможность остановить катящееся колесо войны.

Берлин принял решение о войне между пятым и седьмым июля 1914 года. В последующем он безмерно торопил Вену выступить с ультиматумом "без задержки" (так писал министр иностранных дел фон Ягов австрийскому послу в Берлине 9 июля). Через три дня посол Германии в Вене Чиршки потребовал от австрийского министра иностранных дел Берхтольда "быстрой акции". Германия не понимает причин задержки Австро-Венгрии. Более того - Чиршки выступил с прямыми угрозами: "Германия будет считать дальнейшие задержки переговоров с Сербией признанием с нашей стороны слабости, что нанесет ущерб нашей позиции в Тройственном союзе и окажет влияние на будущую политику Германии". Убедившись, что французский президент Раймон Пуанкаре покинул Петербург после официального визита (немцы посчитали необходимым оставить сдержанного царя Николая и осторожного министра Сазонова без возбуждающего общества Пуанкаре и российского посла в Париже Извольского), Вена послала 23 июля свой ультиматум Белграду. Сербы ожидали ультиматума о наказании, а получили ультиматум, требующий полной сдачи - под руководством австрийских офицеров очистить страну от противников немцев. Сам император Франц-Иосиф сказал, что "Россия никогда не примет его. Будет большая война". Получив текст ультиматума утром 24 июля сэр Эдвард Грей охарактеризовал его как "самый потрясающий документ, когда-либо посланный одним государством другому". В Петербурге Сазонов сказал австрийскому послу: "Вы поджигаете Европу". Грей и Сазонов немедленно запросили Вену продлить срок ультиматума. С другой стороны, и Грей и Сазонов начали давление на Белград с целью убедить его принять австрийский ультиматум. Россия готова была принять любой вариант, который оставлял бы Сербию независимым государством.

Дэвид Ллойд Джордж 23 июля 1914 года поделился с палатой общин своим мнением, что современная цивилизация выработала достаточно эффективные способы урегулирования международных споров, главным из которых является "здравый и хорошо организованный арбитраж". 24 июля на заседании кабинета министров обсуждались ирландские проблемы, когда министр иностранных дел Грей довольно неожиданно начал читать поступившую к нему ноту Австро-Венгрии сербскому правительству по поводу убийства наследника австро-венгерского престола. Глухой голос Грея внезапно завладел вниманием присутствующих. Это была не нота - это был ультиматум, и при всей склонности Сербии разрешить конфликт было ясно, что ей трудно будет принять его. Выслушав поступивший из Вены текст, Черчилль написал Клементине: "Европа трепещет, находясь на грани всеобщей войны. Австрийский ультиматум Сербии - это возмутительный документ". Асквит писал Венеции Стенли, что "австрийцы - самый глупый народ в Европе. Мы в самом опасном за последние сорок лет положении".

Поздно вечером этого дня Черчилль ужинал с германским судовладельцем Альбертом Балиным. Все мысли были устремлены в одну точку, и немец спросил Черчилля: "Россия выступит против Австрии, и мы тоже начнем свой марш. Если мы вмешаемся, Франция тоже выступит, но что же будет делать Англия?" Черчилль посчитал нужным предостеречь немцев от ложного представления, будто "Англия ничего не предпримет в этом случае".

Сербия согласилась на требования ультиматума за исключением пункта о контроле австрийских офицеров. Она готова на арбитраж великих держав или на передачу дела в Международный суд в Гааге. Но австрийский посол Гизль захватил уже упакованные чемоданы и сел на поезд, уходящий в Вену в шесть тридцать вечера (ровно через полчаса после истечения ультиматума и получения сербского ответа). Уже с австрийской территории он телеграфировал в Вену, что не все австрийские требования выполнены. Вену охватил безумный восторг, толпы венцев вышли на улицы. Сербскую змею следовало раздавить. (Министр иностранных дел Австро-Венгрии посчитал благоразумным в такой обстановке не обнародовать доклад специального следователя герра Визнера, пришедшего в Сараеве к заключению, что "не существует доказательств или даже оснований для сомнений в том, что сербское правительство имеет отношение к шагам, приведшим к преступлению"). На этом этапе даже "прогерманец" в британском кабинете Холдейн пришел к выводу, что "германский генеральный штаб сидит в седле". Грей сказал палате общин: "Мы находимся рядом с величайшей катастрофой, когда-либо обрушивавшейся на Европу… Прямые и косвенные последствия этого конфликта неисчислимы".

В этот вечер Герберт и Марго Асквит принимали чету Черчиллей и Бенкендорфов. Асквит был в явно подавленном состоянии. С этого времени кабинет министров заседал ежедневно. Грей в это время снимал дом у Черчилля, поскольку первый лорд адмиралтейства жил в казенном доме адмиралтейства. В самые острые дни кризиса он переселился к близко от Вестминстера живущему Холдейну. Специальный слуга день и ночь сидел у дверей, передовая ящик с телеграммами Грею. У Грея была "простая" философия: "Отступить от событий означает доминирование Германии, подчиненность Франции и России, изоляцию Великобритании. В конечном счете Германия завладеет властью над всем континентом. Как она использует эту власть в отношении Англии?"

Прибывшему из норвежских фиордов Вильгельму царь Николай телеграфировал: "Я рад, что вы возвратились… Подлую войну объявили слабой стране… Я прошу вас во имя нашей старой дружбы остановить ваших союзников, чтобы они не зашли слишком далеко".

На полях этой телеграммы Вильгельм пометил: "Признание его собственной слабости".

Германский замысел был достаточно прост: конфликт локализовать, Сербию сделать зоной влияния Вены, влияние Австрии возродить, Россию лишить статуса великой державы, баланс сил на Балканах изменить, соотношение сил в Европе изменить радикально.

Если Сербия, Россия, Франция и Англия соглашались с логикой Берлина, история Европы делала бы достаточно крутой поворот.

На пляже в этот день Черчилль быстро раздал детям лопаты и начал строить песочный дворец у самой кромки волн. Мы читаем в его дневнике: "Это был прекрасный день. Северное море сверкало до самого горизонта". Но на соседней вилле был телефон, и именно по нему в полдень этого воскресенья Черчилль узнал о том, что Вена признала ответ Сербии неудовлетворительным, порвала дипломатические отношения с ней и произвела мобилизацию. Теперь безмятежно ожидать развития событий было нельзя, и Черчилль отправился в Лондон ближайшим поездом. В газетах сообщалось, что толпы венцев "охватила буря восторга, огромные толпы шествуют парадом по улицам и поют патриотические песни". Готова ли была Британия видеть Европу германизированной? Собственно, это прояснилось вечером 29 июля, когда посол Лихновский телеграфировал Бетман-Гольвегу содержание своей беседы с Греем. Министр желал, чтобы Австрия приостановила свои действия и согласилась на посредничество Германии, Италии, Франции и Британии. Если Австрия не примет этого предложения, то считать британский нейтралитет гарантированным не следует. "Британское правительство может оставаться в стороне до тех пор, пока конфликт ограничен Австрией и Россией. Но если в дело будут вовлечены Германия и Франция, тогда ситуация для нас радикально изменится и британское правительство будет вынуждено изменить свою точку зрения".

Для Бетман-Гольвега это был гром среди ясного неба. Мы можем прочитать комментарии кайзера на полях телеграммы Лихновского: "Худший и самый скандальный образец английского фарисейства. Я никогда не подпишу морской конвенции с этими негодяями… Эта банда лавочников пыталась усыпить нас обедами и речами".

Черчилль спросил Грея, содействовал ли бы его дипломатическим усилиям приказ о сосредоточении британского флота. Грей ухватился за эту мысль и просил сделать заявление о приведении английского флота в состояние боевой готовности как можно скорее: такое предупреждение подействует на Германию и Австрию. В служебной записке, ставшей известной только после окончания войны, значилось: "Мы надеялись, что германский император поймет значение демонстративных действий английского флота". Лондонская "Таймс" одобрила заявление первого лорда адмиралтейства, как "адекватным образом выражающее наши намерения показать свою готовность к любому повороту событий".

На заседании военного кабинета 29 июля 1914 г. Черчилль заявил, что английский флот "находится в своем лучшем боевом состоянии. 16 линейных кораблей сосредоточены в Северном море, от 3 до 6 линкоров - в Средиземном море. Второй флот метрополии будет готов к боевым действиям в течение нескольких дней. Наши запасы угля и нефти достаточны". Кабинет министров решил послать телеграммы военно-морским, колониальным и военным учреждениям с приказом объявить боевую готовность в 2 часа пополудни.

Около полуночи 29 июля германский канцлер призвал к себе британского посла Гошена. "Великобритания никогда не позволит сокрушить Францию". Но, предположим, Германия нанесет Франции поражение в войне, но не "сокрушит" ее. Останется ли Англия нейтральной, если Германия пообещает территориальную целостность Франции и Бельгии после войны? Грей отверг предложение Бетман-Гольвега как "бесчестное": "Заключать сделку с Германией за счет Франции - бесчестие, от которого доброе имя страны не может быть отмыто". Асквит санкционировал немедленную посылку телеграммы.

"План Шлиффена" требовал от германских генералов выступления против Франции через территорию Бельгии. Бельгийский нейтралитет не считался немцами препятствием. На этот счет начальник генерального штаба Гельмут фон Мольтке (племянник соратника Бисмарка) не имел моральных мук: "Мы обязаны игнорировать все банальности в отношении определения агрессора. Лишь успех оправдывает войну".

Потерянные часы и дни ставили под сомнение реализацию самого плана. Канцлер попросил у осаждающих его генералов еще одни сутки. Тем временем Россия осуществила мобилизацию против Австро-Венгрии. Германия австрийский союзник - 30 июля потребовала отказа от мобилизации русской армии, давая Петербургу только 24 часа на раздумье. Французов в этой обстановке больше всего интересовала позиция Лондона. В Форин-офис Эдвард Грей сообщил французскому послу Полю Камбону, что до настоящего времени события на континенте не имеют прямого отношения к Англии, хотя "бельгийский нейтралитет может стать решающим фактором".

Надежда на мирное разрешение спора сохранялась до 31 июля 1914 года. В этот день лорд Китченер сказать Черчиллю, что жребий брошен, что на повестке дня германское наступление против Франции. Премьер-министр Асквит поделился со своей давней близкой знакомой (аккуратно записывавшей беседы с премьером в свой дневник): "Если мы не поддержим Францию в момент реальной для нее опасности, мы никогда уже не будем подлинной мировой силой".

В полдень 1 августа истек срок германского ультиматума России. Через пятьдесят две минуты германский посол в России граф Пурталес позвонил Сазонову и объявил о состоянии войны между двумя странами. В пять часов вечера кайзер объявил всеобщую мобилизацию, а в семь Пурталес вручил Сазонову декларацию об объявлении войны. "Проклятие наций будет на вас", сказал Сазонов. "Мы защищаем свою честь", - ответил Пурталес. Остановить рыдании он уже не смог. Тем временем кайзер Вильгельм обратился к королю Георгу V: "Если Франция предложит мне нейтралитет, который должен быть гарантирован британским флотом и армией, я воздержусь от нападения на Францию…"

Когда Лихновский передал, что о подобной гарантии не может быть и речи, кайзер отпустил вожжи своих генералов. Германская икона - "план Шлиффена" стал расписанием действий германской нации.

В письме лорду Роберту Сесилю Черчилль писал: "Если мы позволим Германии растоптать нейтралитет Бельгии, не оказав при этом помощь Франции, мы окажемся в очень печальном положении".

Утром 2 августа, когда Герберт Асквит еще завтракал, явился германский посол Лихновский. "Он был очень эмоционален, - пишет Асквит, - и умолял меня не становиться на сторону Франции. Он сказал, что у Германии, зажатой между Францией и Россией, больше шансов быть сокрушенной, чем у Франции. Он, бедный человек, был очень взволнован и рыдал… Я сказал ему, что мы не вмешаемся при выполнении двух условий: 1) Германия не вторгается в Бельгию и 2) не посылает свой флот в Ла-Манш".

В решающий для английской истории момент Ллойд Джордж был единственным влиятельным членом кабинета министров, склонным к нейтралитету. В серии записок, которые в ходе многочисленных обсуждений передавались через стол Ллойду Джорджу, приводились самые разнообразные аргументы, включая патриотизм, имперские выгоды и мотивы личной дружбы. Вечером 1 августа Черчилль обедал в адмиралтействе. "Мы сидели за столом и играли в бридж, карты только что были розданы, когда принесли красный ящик из Форин-офис. Я открыл его и прочитал: "Германия объявила войну России".

Теперь у Черчилля не было сомнений, что началась цепная реакция, которая затронет и Британию. Первый лорд адмиралтейства покинул игорный стол, пересек площадь Конных парадов и через калитку парка пошел на Даунинг-стрит, 10. Как вспоминали присутствующие, на лице Черчилля читалось воодушевление. Черчилль, сообщил Асквиту, что мобилизует военно-морские силы и направляет крейсера для охраны торговых путей. Это было именно то, что совсем недавно кабинет министров запретил ему сделать. На этот раз молчание премьер-министра означало согласие. "Я вернулся в адмиралтейство и отдал приказ". На обратном пути в адмиралтейство Черчилля встретил Грей со следующими словами: "Я только что сделал нечто важное. Я сказал французскому послу Камбону, что мы не позволим германскому флоту пройти в пролив Ла-Манш".

После полуночи Черчилль написал жене: "Вот и все. Германия оборвала последние надежды на мир, объявив войну России. Германская декларация о войне против Франции ожидается с секунды на секунду… Мир сошел с ума, мы должны бороться за себя и за наших друзей".

Огромный по важности вопрос стоял перед Британией. "Нам, - докладывал после беседы с Сазоновым посол Бьюкенен, - придется выбирать между активной поддержкой России или отказом от ее дружбы. Если мы ее теперь покинем, то мы не сможем рассчитывать на дружественные отношения с ней".

Анализируя этот критический для XX в. эпизод, британский посол Бьюкенен приходит к следующему выводу: "Германия прекрасно знала, что военная программа, принятая Россией после нового закона о германской армии в 1913 г., будет выполнена только в 1918 г., а также и то, что русская армия недостаточно обучена современным научным методам ведения войны. В этом был психологический момент для вмешательства, и Германия ухватилась за него".

Сэр Эдвард Грей пока еще убеждал французского посла Камбона, что война между Россией, Австрией и Германией не затрагивает интересов Британии. Волнующийся посол спросил: "Не собирается ли Англия выжидать не вмешиваясь, до тех пор пока французская территория не будет целиком оккупирована?"

Грей убеждал коллег по кабинету: "Если Германия начнет господствовать на континенте, это будет неприемлемым как для нас, так и для других, потому что мы окажемся в изоляции".

Но 1 августа 1914 г. двенадцать из восемнадцати министров выступили против поддержки Франции в случае войны. Посол Камбон говорил британским парламентариям: "Все наши планы составлялись совместно. Наши генеральные штабы проводили консультации. Вы видели все наши расчеты и графики. Взгляните на наш флот! Он весь находится в Средиземном море в результате договоренности с вами, и наши берега открыты врагу. Вы сделали нас беззащитными!"

Если Англия не вступит в войну, Франция никогда этого не простит.

3 августа последовал германский ультиматум Бельгии. Теперь почти все министры были согласны с тем, что у Англии нет выбора. Теперь уже Ллойд Джордж уговаривал лорда Морли и сэра Джона Саймона - двух членов кабинета, которые сопротивлялись вступлению в войну. Морли ушел в отставку, а Саймона удалось уговорить. Все точки над "i" были поставлены, когда кайзер Вильгельм II объявил войну Франции и информировал бельгийцев, что германские войска войдут на бельгийскую территорию в течение следующих 12 часов.

Когда премьер-министр Асквит во главе кабинета вошел в зал палаты общин, депутаты встретили его овацией. На Даунинг-стрит премьер Асквит, прочитав телеграмму, согласился объявить мобилизацию. На следующий день - 3 августа 1914 г., в три часа дня - он выступил с построенной экспромтом речью. В палате общин пришлось поставить дополнительные кресла. Находясь между нынешним премьером Асквитом и будущим - Ллойд Джорджем, Эдвард Грей выступил с самой важной речью своей жизни.

Пятидесятидвухлетний вдовец, хладнокровный, бесстрастный, трудолюбивый, расслабляющийся лишь во время рыбной ловли, сэр Эдвард Грей имел репутацию серьезного и ответственного политика. Его слова прозвучали как рок: "Я прошу палату общин подумать, чем, с точки зрения британских интересов, мы рискуем. Если Франция будет поставлена на колени… если Бельгия падет… а затем Голландия и Дания… если в этот критический час мы откажемся от обязательств чести и интересов, вытекающих из договора о бельгийском нейтралитете… Я не могу поверить ни на минуту, что в конце этой войны, даже если бы мы и не приняли в ней участия, нам удалось бы исправить случившееся и предотвратить падение всей Западной Европы под давлением единственной господствующей державы… мы и тогда потеряем наше доброе имя, уважение и репутацию в глазах всего мира, кроме того, мы окажемся перед лицом серьезнейших и тяжелейших экономических затруднений".

Бледный как мел Грей объявил, что, если Англия не поддержит Бельгию, "мы потеряем уважение всего мира". Несколько пацифистов в палате общин пытались остановить безумие, но их заглушили криками "садитесь!". Многие в стране думали, как Литтен Стрейчи, известный публицист: "Бог разместил нас на этом острове, а Уинстон Черчилль дал нам военно-морской флот. Было бы абсурдно не воспользоваться этими преимуществами".

Но, пожалуй, самое точное определение текущего момента дал Грей, который, может быть, более всех сделал для вовлечения Британии в войну. Стоя у окна в этот вечер и наблюдая, как зажигаются уличные огни, он сказал: "Огни сейчас гаснут повсюду в Европе, и, возможно, мы не увидим их снова зажженными на протяжении жизни нашего поколения".

Это была выданная заранее эпитафия тем 750 тысячам молодых англичан, которым суждено было погибнуть в битвах Первой мировой войны, - эпитафия прежнему мировому порядку, старой системе социальных отношений.

Именно в это время Германия объявляла войну Франции. Канцлер Бетман-Гольвег говорил о неких восьмидесяти офицерах, которые в прусской униформе пересекли границу на двенадцати автомобилях, о летчиках, которые якобы сбросили бомбы на Карлсруэ и Нюрнберг. Канцлера превзошел министр иностранных дел фон Ягов, распространявшийся относительно французского врача, пытавшегося заразить колодцы Меца холерой.

Берлин полностью игнорировал ноту Грея, сокращая последние часы мира, хотя после столетия безмятежного спокойствия трудно было представить, что явит собой военный конфликт для Британии. Позади был не только век относительной безопасности, но и превосходства Британии (или, если выражаться словами германского министра Матиаса Эрцбергера, "столетие нетерпимой гегемонии").

В два часа пополудни Асквит уведомил палату общин о посланном в Берлин ультиматуме. Уайтхолл был заполнен возбужденной толпой. "Все это наполняет меня печалью", - напишет он Венеции Стенли. Не в силах сдержать волнение, Асквит сел за руль автомобиля и отправился на часовую прогулку, затем вернулся на Даунинг-стрит. Шли часы, Марго Асквит смотрела на спящих детей. Затем она присоединилась к мужу. В комнате кабинета сидели Грей, Холдейн и другие. В девять вечера пришел Ллойд Джордж. Все молчали. Вдали слышалось пение толпы. С ударами Биг Бена лица министров побелели. Как пишет Ллойд Джордж, "это были самые роковые минуты для Англии, с тех пор как существуют Британские острова… Мы вызывали на бой самую могущественную военную империю, которая когда-либо существовала… Мы знали, что Англии придется выпить чашу до дна. Сможет ли Англия выдержать борьбу? Знали ли мы, что до того как мир в Европе будет восстановлен, нам придется пережить 4 года самых тяжелых страданий, 4 года убийств, ранений, разрушений и дикости, превосходящих все, что до сих пор было известно человечеству. Кто знал, что 12 миллионов храбрецов будут убиты в юном возрасте, что 20 миллионов будут ранены и искалечены. Кто мог предсказать, что одна империя вынесет потрясение войны; что другие три блестящих империи мира будут раздавлены в конец, и обломки их будут рассеяны в пыли; что революция, голод и анархия распространятся на большую половину Европы?"

Удары Биг Бена прозвучали тогда, когда Черчилль завершил диктовку инструкций своим адмиралам. Корабли военно-морского флота Британии получили сигнал: "4 августа 1914 г. 11 часов пополудни. Начинайте военные действия против Германии".

Через открытые окна адмиралтейства Черчилль мог слышать шум толпы, окружившей Букингемский дворец. Публика пребывала в приподнятом настроении, слышалось пение - "Боже, храни короля". На Даунинг-стрит, 10 он увидел министров, сидящих в мрачном молчании вокруг покрытого зеленой скатертью кабинетного стола. Марго Асквит стояла у дверей, когда входил Уинстон Черчилль.

"У него было счастливое выражение лица, он буквально мчался через двойные двери в зал заседания кабинета".

Второй свидетель, Ллойд Джордж, записал: "Через 20 минут после этого рокового часа вошел Уинстон Черчилль и уведомил нас, что все британские военные корабли извещены по телеграфу во всех морях о том, что война объявлена и им следует согласовать с этим свое поведение. Вскоре после этого мы разошлись. Этой ночью нам не о чем было больше говорить. Завтрашний день должен был принести с собой новые задачи и новые испытания. Когда я покинул зал заседаний, то чувствовал себя так, как должен чувствовать человек, находящийся на планете, которая вдруг чьей-то дьявольской рукой была вырвана из своей орбиты и мчится с дикой скоростью в неизвестное пространство".

4 августа в 7 часов вечера Британия направила ответ Германии: страна "считает своим долгом сохранить нейтралитет Бельгии и выполнить условия договора, подписанного не только нами, но и Германией". Британскому послу предписывалось потребовать в полночь "удовлетворительный ответ" и в случае отказа затребовать паспорта. Посол сэр Эдвард Гошен вошел в кабинет Бетман-Гольвега и нашел канцлера "очень взволнованным". Германский канцлер: "Моя кровь закипела при мысли об этой лицемерной ссылке на Бельгию, что, разумеется, не было причиной вступления Англии в войну".

Действия Британии - "удар сзади человека, борющегося с двумя разбойниками". Британия берет на себя ответственность за последствия, которые могут последовать вследствие нарушения некого "суверенитета", клочка бумаги. Гошен постарался успокоить канцлера. "Ваше превосходительство слишком взволнованы, слишком потрясены известием о нашем шаге и настолько не расположены прислушаться к доводам рассудка, что дальнейший спор бесполезен".

Из книги Война и мир Ивана Грозного автора Тюрин Александр

Мобилизация землевладения «В учреждении опричнины вовсе не было „удаления главы государства от государства“, как выражался С. М. Соловьев; напротив, опричнина забирала в свои руки все государство в его коренной части, оставив „земскому“ управлению рубежи, и даже

Из книги Курс русской истории (Лекции XXXIII-LXI) автора Ключевский Василий Осипович

Мобилизация вотчин Впрочем, надо оговориться, что это ограничение прав вотчинного землевладения не было исключительным делом землевладения поместного: по крайней мере едва ли не большая часть княжеских вотчин XVI в. подверглась действию еще другого условия,

Из книги Повседневная жизнь Соединенных Штатов в эпоху процветания и «сухого закона» автора Каспи Андре

Всеобщая мобилизация С этого момента одно событие за другим потрясали общество. Через шесть недель после объявления войны было принято решение о призыве на военную службу. В США обязательная воинская повинность вводилась во время Гражданской войны 1861–1865 годов, что

Из книги Виктор Суворов врет! [Потопить «Ледокол»] автора Верхотуров Дмитрий Николаевич

Мобилизация Германии Итак, главной целью войны Германии с Польшей был захват ее территории в целях обеспечения продовольствия. Об этом Гитлер заявил на совещании 23 мая 1939 года, когда утверждался план нападения на Польшу: «Данциг - отнюдь не тот объект, из-за которого все

Из книги СССР в осаде автора Уткин Анатолий Иванович

Мобилизация вооруженных сил В конце 1947 и первой половине 1948 г. Соединенные Штаты начали частичную мобилизацию вооруженных сил.Началось быстрое увеличение ядра вооруженного сообщества. Теперь мы видим больше злой логики в происходящем. В 1946 г. американская элита

Из книги Жертвы Блицкрига [Как избежать трагедии 1941 года?] автора Мухин Юрий Игнатьевич

Мобилизация Остается только возмущаться тем, что польское правительство и генералы не сидели на скамье подсудимых в Нюрнберге. А что еще делать, если не возмущаться, когда читаешь вот такую информацию на вполне себе прорежимном российском сайте . «В 1938 г. в докладе

Из книги Великая Татария: история земли Русской автора Пензев Константин Александрович

Мобилизация и война Давайте попытаемся ответить на один весьма непростой вопрос. Какова могла быть возможная численность монгольского войска?Доктор исторических наук Б. В. Сапунов делает небольшой обзор мнений историков по этому вопросу. Воспользуемся им.«Дискуссию

Из книги Битва при Креси. История Столетней войны с 1337 по 1360 год автора Бёрн Альфред

ФРАНЦУЗСКАЯ МОБИЛИЗАЦИЯ 25 марта 1347 года Филипп Валуа наконец пробудился от спячки: в этот день он созвал в Париже совет, на котором присутствовали главные политические и духовные лидеры страны, – он попросил у них поддержки для облегчения осады Кале. Поддержку обещали:

Из книги Мировая холодная война автора Уткин Анатолий Иванович

Мобилизация вооруженных сил Как провидчески писал Леги, Соединенные Штаты в конце 1947 и первой половине 1948 г. начали частичную мобилизацию вооруженных сил. Началось быстрое увеличение ядра вооруженного сообщества. Теперь мы видим больше злой логики в происходящем. В 1946 г.

Из книги Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз автора Городецкий Габриэль

«Мобилизация - это война!» Вышедший недавно без купюр вариант мемуаров Жукова и отрывки воспоминаний Тимошенко рисуют яркую картину Кремля накануне войны. Если читать их вместе с приказами Генерального штаба, изданными за две недели до нападения, не остается сомнений,

Из книги Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры автора Хлевнюк Олег Витальевич

Мобилизация «бдительности» Непременной составной частью сталинских репрессивных акций были кампании мобилизации общественной активности, сплочения лояльных слоев населения вокруг правительства перед угрозой внутреннего и внешнего врага. Чистки и массовые операции

Из книги Последние Рюриковичи и закат Московской Руси автора Зарезин Максим Игоревич

Интеллектуальная мобилизация Традиция и общественное мнение Московской Руси противились расправам над инакомыслящими. Внушение чувства страха и покорности, привносившееся в общественное сознание иосифлянской идеологией, явно дисгармонировало с традиционными

Из книги Тайная история атомной бомбы автора Бэгготт Джим

Часть I Мобилизация

Из книги Два ракурса времени в истории Ричарда III автора Стратиевская Вера Израилевна

64. Мобилизация сил в Ноттингеме Весть о том, что Генрих Тюдор сошел на берег в Пемброукшире, застала Ричарда III в Ноттингеме. Находясь в центре страны, король сразу же узнал о появлении Тюдора и готов был немедленно действовать. 11 августа он получил сообщение о том, что

Из книги История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 - 1964 гг. автора Боффа Джузеппе

Тотальная мобилизация Сколь бы решающими ни были собственно военные действия, судьба советско-германского конфликта зависела не только от того, что происходило на фронте или в тылу у врага. Вторая мировая война принесла с собой массированное применение техники,

Из книги Людовик XIV автора Блюш Франсуа
Загрузка...